Ксения Шталенкова: «Это просто непередаваемые эмоции, когда ты читаешь роль и в это время слышишь только дыхание зрителей»

Инклюзивные путешествия, литературное творчество и научная деятельность – три вещи, которые приходят на ум, когда вспоминаешь талантливую писательницу, доктора философии, преподавательницу, исследовательницу и драматурга Ксению Шталенкову. Впрочем, пусть лучше она сама расскажет о том, с чего начался её путь в мир литературы, легко ли покорять науку и как ежедневно с вдохновением творить свою жизнь, наполняя её радужными красками.

– Ксения, извините за нескромный вопрос, но с какими трудностями Вы столкнулись из-за своего диагноза – спинальной мышечной атрофии?

– Больше они касались социального аспекта – например, получения высшего образования. С общим проблем не было, мои родители добились того, чтобы я посещала обычную школу. Когда я отправилась в I класс, это был 1999 год, инклюзия была на другом уровне и дети с инвалидностью обычно оставались на домашнем обучении, но я ходила в школу вместе с другими ребятами. Я помню, что у меня даже брали интервью, потому что я была единственным ребёнком в Беларуси, который посещал школу в инвалидной коляске. У меня был прекрасный класс и хорошие учителя. (Улыбается.) Даже было грустно, когда приходилось пропускать занятия. А вот по поводу получения дальнейшего образования уже возникли вопросы…

В первую очередь было непонятно, куда поступать. Я увлекалась химией и хотела в будущем заниматься нанотехнологиями. Представляла себя чем-то средним между Шерлоком Холмсом и крутыми учёными. Но знакомые моих родителей, которые имели представление об этой сфере, объяснили, что лаборатории не приспособлены для таких людей, как я. Пришлось искать другой вариант.

В то время я как раз начала писательскую деятельность, поэтому были мысли о факультете журналистики, но я не мобильный человек, люблю продумывать тексты за своим письменным столом и делиться ими с другими. Журналиста я представляла иным: он ведёт расследования, везде ездит, он всегда в центре какой-нибудь «движухи». А на филолога идти не хотелось – это явно не моё призвание.

Посматривала даже в сторону IT. Мои дяди работают в этой сфере: один очень поддержал, другой советовал найти что-то более творческое. В итоге я поступила на дизайн в один из литовских университетов, в белорусских тогда не было подходящих условий, к сожалению.

– Обучались дистанционно?

– Да. Есть продолжающаяся заочно-дистанционная форма обучения: занятия удалённо, но нужно приезжать на несколько сессий в течение года. Когда начался коронавирус, все перешли в онлайн-режим, даже очники. Когда я начала преподавать, сначала ездила к своим студентам, а потом пришлось общаться в Zoom. Было тяжело, потому что не было возможности хотя бы периодически видеться с группой.

– Раз уж затронули тему образования, у Вас богатый послужной список. В 2015 году Вы получили степень бакалавра дизайна, в 2017-м – магистра по направлению «Культурные и визуальные исследования», а в 2023-м – уже и доктора философии. Научная деятельность сильно Вас увлекла.

– И, кстати, очень спонтанно и незапланированно. На IV курсе бакалавриата у меня был предмет «История и теория дизайна», по которому преподаватель предложил всем написать небольшую исследовательскую работу. Я выбрала тему, связанную с деньгами, а чуть позже подготовила по ней доклад для научной конференции.

По окончании бакалавриата задумалась о магистратуре, но хотелось чего-то более творческого. Безбарьерной программы по дизайну не было, и я занялась культурными исследованиями. Сначала было сложно: в первом семестре мы проходили количественные методы и многое после дизайна было непонятно. Но когда перешли на качественные исследования, визуальный анализ, стало интереснее. После защиты магистерской я хотела сделать перерыв. Подумать, чем заняться дальше. Начала преподавать. Но мой научный руководитель предложил подать документы в докторантуру. Дедлайн – неделя. Боялась не успеть, но поступила. Опять нужно перестраиваться, на этот раз – на философию. В какой-то момент даже хотелось бросить учёбу, но сделала над собой усилие. Для преподавательской и научной деятельности это важно.

– Докторскую диссертацию Вы защитили по теме «Незримые деньги: трансформация практик символического обмена в цифровую эру». Откуда такой интерес к визуальной стороне дензнаков?

– Папа занимается нумизматикой. Ему всегда хотелось, чтобы я переняла это увлечение, но у меня с ним как-то не складывалось. А когда я училась дизайну, мне пришла в голову мысль посмотреть на деньги как на дизайн-объект. Необходимая литература была под рукой. С каждой новой ступенью образования фокус смещался. Сначала был конкретно дизайн денег, затем их исторические репрезентации. А на уровне докторантуры рассмотрела, что происходит с социальными отношениями, когда в цифровую эру мы переходим на незримые деньги.

– Вы путешествовали по Европе, побывали в США и Мексике. Как обстоят дела с безбарьерной средой в других странах? Есть ли опыт, который нам стоило бы перенять?

– Когда ты турист, то, как правило, смотришь на внешнюю оболочку и мало задумываешься о социальной стороне. В первую очередь обращаешь внимание на безбарьерный доступ: смогу ли я куда-то попасть. В Европе этому уделяется внимание, но не всё идеально. Многое зависит от конкретной страны. Например, не так давно я была на научной конференции в Нидерландах. Меня уверяли, что там всё приспособлено для людей, передвигающихся в коляске. Приехала в город Гронинген: вроде бы всё здорово, удобно перемещаться, но в какую-нибудь сырную лавку всё равно будет вести ступенька и сама я туда не попаду, а в спальных районах есть дома с очень узкими дверями. Я была впечатлена: люди там выглядят большими и крепкими, как они сами проходят в такие двери? (Смеётся.)

В США тоже не везде хорошо. Например, в Сан-Франциско достаточно комфортно: много мест для посещений, большие лифты. Но город очень холмистый и по улицам ездить не всегда легко. Зато в штате Невада можно подняться в горы на фуникулёре и взять напрокат особую коляску с огромными колёсами для прогулок по каменистым тропам. Возможность взять специальный транспорт напрокат – опыт, который стоит перенять.
Осенью мне удалось побывать в Санкт-Петербурге. Там всё очень здорово устроено. Даже проводилась специальная программа по адаптации города, чтобы его могли посещать туристы из разных групп. Да, есть места, где нужно подняться или спуститься по ступеням. Но даже в кафе на дверях часто есть телефоны – можно позвонить и попросить помочь.

В Минске, признаюсь, не часто куда-то выбираюсь. Как-то не могу отважиться ездить на городском транспорте. Вроде как у нас оборудованы места для людей с инвалидностью, но я не пробовала. Боюсь, что-то пойдёт не так и я буду долго добираться домой. Если выезжаю в город, то тщательно всё планирую. У нас есть социальное такси, но на него большой спрос. Например, нужно в театр или на какое-то мероприятие, заказываешь, а тебе говорят: «У нас пациент. Едем на диализ!» Это важнее.

– Вы как-то писали, что «от нестандартных ситуаций, связанных с передвижением в инвалидной коляске, никто не застрахован». Бывали ли у Вас такие случаи?

– Однажды сломали коляску. Мне было лет десять, и мы с родителями поехали в Болгарию. Отель, в котором остановились, располагался в холмистой местности, и к морю спускаться было сложно. Ехали по кочкам и как-то умудрились сломать спинку кресла. А без неё невозможно сидеть. Хорошо, что папа нашёл мастерскую и всё быстро починили. Я этой коляской потом ещё несколько лет пользовалась…

Был и такой забавный случай: как-то возвращались из Чехии, а работники аэропорта решили проверить на мне специальную аппаратуру, которая просвечивает трубки в инвалидных креслах на предмет нелегального провоза. Я уже на самолёт опаздываю, а они всё ищут наркотики. Понятно, что ничего не нашли, но, конечно, и к такому нужно быть готовым.

– На Ваш взгляд, что нужно взять на заметку путешественникам, передвигающимся в инвалидном кресле?

– Лучше всего заранее прочитать всё о стране, которую собираетесь посетить. Обратить внимание на условия предоставления льготных билетов в музеи и на транспорт. Приобрести их по удостоверению своей страны получается не всегда. Приезжая в город, узнавать, есть ли возможность взять специальное оборудование или коляску напрокат.

Билеты в музеи часто бывают дорогими, поэтому стоит выбирать дни со скидками или бесплатным посещением. Например, в Гронингене я попала в Музей современного искусства бесплатно, потому что в этот день был праздник в честь отмены рабства.

Если плохое зрение, в путешествие лучше брать линзы, желательно однодневки. С ними удобнее: надел, перед сном снял, а с утра – новые. С раствором не всегда удобно, особенно в походных условиях.

– Вы реализуетесь не только в научной, но и в литературной деятельности. В 16 лет у Вас уже было готово первое серьёзное произведение.

– В семь не знала, чем заняться. Мама вручила тетрадь, ручки и карандаши и сказала: «Пиши!» У меня, кстати, были проблемы с чистописанием. Я всё время спешила, мысль бежала впереди текста. Что-то перечёркивала, исправляла, но истории появлялись. Ещё и рисунки добавляла – почему-то нравилось рисовать котов в одежде.

А потом получила задание по литературе написать начало романа. Подумала: а почему бы не попробовать сразу весь? Я всегда увлекалась историческими романами – не только художественными (Г. Сенкевича, В. Короткевича), но и белорусским нон-фикшн (В. Чаропко, В. Орлов). Хотелось к ним как-то присоединиться. Придумывала из всего того, что меня окружало.

– Наиболее известные Ваши произведения – «Адваротны бок люстра», «Губернскі дэтэктыў». Очень здорово, что они вышли на белорусском языке.

– Начинала я писать по-русски. А когда собиралась опубликовать первую часть «Адваротны бок люстра», мне предложили перевести её на белорусский. Так было больше шансов напечататься. (Улыбается). Несмотря на то, что в школе изучала белорусский, было трудно – не хватало словарного запаса. Тогда я пришла с блокнотом в школу к нашим педагогам истории и белорусского языка. Устроили консилиум (смеётся), но это помогло.

Книга получилась целостной, хотя язык в ней был достаточно простой. Вторую часть я тоже переводила, а вот третья сразу писалась на белорусском.

Если в романе «Адваротны бок люстра» я ещё только училась использовать язык, то в «Губернскам дэтэктыве» передо мной стояла сверхзадача – добиться «велягурыстай мовы» образца литературы XIX века. Пришлось порядком поработать.

– Вы прославились не только как романистка, но и как драматург. Участвовали в театральном фестивале «ТЕАРТ» с эскизом пьесы Memorіa nomіnіs Clara, посвящённой теме Холокоста.

– Я написала свою первую пьесу в Центре белорусской драматургии в 2019 году, а потом мы с художником Романом Енотовым решили подать заявку в режиссёрскую лабораторию Елены Мальчевской. План был следующий: я пишу пьесу, он занимается художественным оформлением.

Мне хотелось написать что-то о Минске и памяти. А моя подруга Глория Ран рассказала мне историю своего прадеда, художника Лазаря Рана. Она как раз писала диссертацию по его творчеству, в котором он отобразил личную трагедию. Вся его семья погибла в Минском гетто. Меня это очень впечатлило. К тому же и моя прабабушка в совсем юном возрасте стала узницей Освенцима.

Я решила соединить эти две трагедии в своеобразную семейную историю. Тогда как раз начался коронавирус, и я подумала: а если в моей жизни что-то никогда не случится? В итоге получилась очень личная и очень болезненная история. А потом мы попали на «ТЕАРТ».

– Как ощущения?

– Невероятные. Сначала был квест – нужно было подготовить реквизит, создать пространство, реконструирующее минскую «Яму». Искали старые стулья, чтобы показать присутствие ушедших людей, чемоданы... Я думала, что читать текст будут актёры, но нам предложили сделать читку самим. На репетициях мы читали, как два робота. (Смеётся.)

Но на самом показе выключили свет, и… случилось волшебство! Просто непередаваемые эмоции: ты читаешь, что на рассвете тебя убьют, а в это время слышишь только дыхание зрителей. В самом конце все погрузились в полную темноту. Сначала повисла немая пауза, мы не понимали, что нам делать, но тут все стали аплодировать, кто-то плакал. Правда, я так вжилась в эту историю, что потребовалось время, чтобы перестать ассоциировать себя с ней.

– Дальнейшие планы?

– Грандиозные. В прошлом году из-за работы над диссертацией я не писала ничего художественного. Сейчас возвращаюсь к этому, готовлю пьесу для подростков. Хочется рассказать историю о взрослых людях, которые вынуждены ходить в школу. А ещё планирую продолжать работу в историко-детективном жанре. И уже есть план, о чём будет этот текст.

– Не могу не спросить об отношении к здоровому образу жизни.

– Отношусь исключительно позитивно и даже немного пропагандирую. (Улыбается.) Конечно, я не спортивный человек, но убеждена, что нужно выполнять хотя бы дыхательные упражнения для улучшения кровотока. Когда провожу занятия, всегда говорю о том, как важно заниматься гимнастикой, пить витамины и вовремя ложиться спать. Студенты удивляются: «Мы тут писать пришли учиться!» Но я считаю, что это важно. Даже за собой замечаю, что, когда мало двигаюсь, менее эффективно работаю и хуже пишу.

Хотелось бы заняться йогой, нашла практики, с которых начинаю утро, но это не совсем то, что нужно. Для восстановления связок и улучшения ментального здоровья учусь играть на пианино.

– Пару слов для наших читателей.
– Больше внимания уделяйте чтению книг. Если не хватает времени, выделите хотя бы 20 минут в день. Это очень полезно. А ещё пусть весна принесёт радость и желание почаще улыбаться!

ЕКАТЕРИНА СОРОКА